Мур, Кристофер “Грязная работа” | Moore, Christopher. A Dirty Job

>>Back to the Main page (Contents)<<

>>Back to the List of books<<

App: ‪#‎prisma Style: #miobi

Кристофер Мур “Грязная работа” (Christopher Moore. A Dirty Job) - добротное, слега прихрамывающее юмористическое фэнтези, напоминающее мне отчасти Пратчетта или Геймана, с самого начала подкупает лёгкостью, с которой говорится о вполне о серьёзных вещах, прям пособие о том, как не унывать.

Очень понравились бесконечные аллюзии на произведения кинематографа и литературы. Конечно, эрудиция – это не панацея и сама по себе она произведение не спасает, но удачно вписанная в текст, она даже «театр абсурда» превращает в интеллектуальное чтиво.

Отдельным особняком стоит юмор «без купюр»: высмеивается всё, что можно высмеять: шаблоны, стереотипы, раса, нация, пол, сексуальные предпочтения, жизненные ценности, физиология… Местами юмор становится жестковатый и пошловатый. Эти шутки, конечно, не дотягивают до творчества таких стэндаперов, как Джимми Карр и Фрэнки Бойл, но вектор явно совпадает.

Местами ненормативная лексика, без которой, в принципе можно было бы и обойтись, используя эвфемизмы из изобилующего ими «великого и могучего» - на}{уR так нужно было переводить?! – не понятно.

В общем, тем, кто хочет что-то пожёстче, чем может предложить старина Терри  и помрачнее – чем Нил, прошу обратить внимание на этот роман. Окунайтесь в мир торговцев смертью, всеядной китаянки, адских псов, русской казачки, бомжа-императора, секс услуг, лесбиянок, шикс, гоев, беличьего народца, буддистов, кельтских богинь смерти… и да прибудет с вами хорошее настроение!

Некоторые цитаты:

> человек за стойкой — мистер Ху, которого Чарли знал с восьми лет, — приветствовал его широкой и теплой судорогой левой брови. Таково было обычное приветствие старика, а для Чарли — недурной показатель, что старик еще жив.

> Наверняка чья-нибудь камера безопасности это засняла. Люди наверняка подумали, что я из тех родителей, которые мутузят своих детей в универмагах. — Не смешите меня, Чарли. Люди обожают родителей, которые мутузят своих детей в универмагах. И ненавидят тех, от чьих избалованных деток пощады не жди.

> На самом деле очки для чтения были ей без надобности, но взгляд поверх них сразу добавлял ей презрения и снисходительности, а это, как она полагала, ей льстило.

> Миссис Корьевой нравился сам их [цветов герани] красный цвет. Она заточила вечный зуб на коммунистов за то, что кооптировали эту краску, иначе миссис Корьева была бы счастлива от нее безудержно. Хотя русская душа, сформированная тысячелетиями тревоги и страха, не была экипирована для безудержного счастья, а потому наверное все к лучшему.

>На исторической родине миссис Лин мужчины готовы на все, лишь бы упрочить свою мужскую силу: мелют в порошок даже вымирающие виды и заваривают из них чай, напоминая тем самым некоторых американских президентов, полагающих, что ни один стояк не сравниться с тем, который возникает, когда разбомбишь несколько тысяч инородцев.

> На самом деле, хоть Чарли этого и не знал, к тайному агентированию он был приспособлен неплохо. Поскольку бета-самцов не засекают никакие радары, из бет получаются отличные шпионы. Не типа «Джеймс Бонд на „астон-мартине“ с ракетными установками пежит красивую русскую атомную ученую на собольей простыне» — скорее типа «глубоко законспирированный бюрократ с плохо прикрытой лысиной выуживает раскисшие от кофе документы из мусорки»

>- Прошу прощения! - саркастически обратился к нему Чарли, однако почтальон был в наушниках и слушал нечто такое, что вдохновляло его трясти башкой, подобно голубю, клюющему амфетамины, посему он скакал себе дальше.

> - А мы не можем застрелить Ашера сейчас, а причину сочинить потом? Я уверен, этот гондон почему-то заслужил.

>- Иногда, - излагал он Лазаря, своему неколебимому золотистому ретриверу, - человек должен собрать в кулак все свое мужество и просто сидеть тихо. Сколько рода человеческого перепорчено из-за того, что движение путали с прогрессом, друг мой? Сколько?

> У новой скорби тонкая грань, она режет нервы, отсекает реальность — острое лезвие милосердно. Лишь со временем, когда оно затупляется, приходит подлинная боль.

>Разумеется, бета-геи существуют: бета-любовник высоко ценится в голубом сообществе, потому что его можно выучить одеваться, однако всегда остается относительная уверенность, что у него не разовьется собственное чувство стиля и он не станет роскошнее вас.

> – А вы… - Она повернулась к Чарли. – Вы раньше были хорошим, а потом с вами что-то случилось.
- Я научился говорить.
- И тогда он перестал мне нравиться, - не удержалась Джейн.

> Затем он прочел книгу под названием «Последний мешок» - о том, как покончить с собой при помощи целлофанового пакета, - только эта книга, должно быть, не очень помогала, ибо на обложке Чарли увидел, что уже вышло два продолжения.

> Смерть, которая наступает в результате наших действий, приравнивается к убийству, если только мы не политики, правда?

> Знаешь, потеря крови расслабляет. Как ты считаешь, в Средние века поэтому пиявками пользовались? Вместо транквилизаторов, а? «Да, Боб, я приду на вече, только сначала поставлю себе пиявочку. Что-то мне как-то неспокойно». Типа того.

> Однажды утром, исключительно тренировки ради, Чарли схватил баклажан, к которому тянулась ошеломительно морщинистая гражданка, но та не стала вырывать овощ у него из рук неким таинственным приемом кун-фу, как он рассчитывал, а посмотрела ему в глаза и качнула головой – дернула едва заметно, а может и тик у нее, однако выглядело красноречивее некуда. Чарли расшифровал так: «О Белый Дьявол, ты не желаешь похищать у меня сей лиловый плод, ибо я лучше тебя на четыре тысячелетия предков и цивилизации; мои деды строили железные дороги и копали серебряные рудники, мои родители пережили землетрясение, пожар и общество, где сама китайская моя сущность была объявлена вне закона; я мать десятка детей, бабка сотни внуков и прабабка легиона; я рожала младенцев и обмывала покойников; я история, муки и мудрость; я Будда и дракон; так что, хуайдан, убирай руку с моего баклажана, пока рука эта еще твоя».

> В зоомагазине он выбрал двух расписных черепах — где-то с крышку от майонезной банки. Еще он купил им большую тарелку в форме почки, где имелись собственный островок, пластмассовая пальма, какая-то водяная поросль и улитка. Последняя, надо полагать, — для поддержания черепашьей самооценки: «Это мы, что ли, медленные? Вы на этого парня гляньте». А для поддержания улиточьего духа имелся камень. Все счастливы, если есть возможность поглядывать на кого-то сверху вниз.

> - А ты помнишь, кем был в прошлой жизни?
- Немного _омню. _о-моему, _ухгалтером.
- Боевого опыта, значит, не было?
- Если надо считать тела, я твой.

> Чарли засек этот переулок на прогулках в финансовый район. Переулок соединял улицы Монтгомери и Кирни и располагал все, что потребно хорошему переулку: пожарными лестницами, мусорными контейнерами, разнообразными стальными дверями, размеченными граффити, крысой, двумя чайками, ассортиментом грязи, мужиком в отключке под картонкой и полудюжиной знаков «Парковка запрещена», три из них – с пулевыми дырками. То был платонический идеал переулка.

> Если будешь так говорить, я сделаю себе еще пирсинг, нажрусь Е до полного обезвоживания и стану как мумия, договорюсь по мобильнику до того, что сядут батарейки, а потом найду какого-нибудь костлявого бледного задохлика и буду ему отсасывать, пока не заплачет. — Значит, будет, как по пятницам? — уточнил Чарли.

> Она милая женщина, а тогда ты еще не был так жалок, как сейчас. И волосы погуще, и не было ребенка и двух собак размером с «вольво». Черт, наверняка же есть какой-нибудь орден, где монашки лягут с тобой из милости. Или епитимью отработать.